Беда
21 апреля 2023 / АВТОР:КА — Александр орлов / анализ

Сектантами быть не дозволено

Нетерпимость российской власти к религиозным радикалам как маркер политики изоляционизма

Репрессивные и колониальные практики российского авторитаризма затрагивают различные культурные, социальные и этнические группы, но одна из них часто ускользает из фокуса общественного внимания — это миноритарные религиозные сообщества, которые, как правило, называют сектами. Отношение государства к подобным сообществам можно суммировать цитатой, в которой православие легко заменить хоть на марксизм-ленинизм: «Господин министр не дозволял и никогда не дозволит отпадать от православия ни в какую ересь и ни в какой раскол»1.

Последние два столетия красноречиво показывают, как отношение российского государства к сектам отражает и его предпочтения в разрешении собственных противоречий.

После перестройки и распада СССР в России стала господствовать универсалистская идеология. Представление властей и значительной части общества о принадлежности страны глобальному Западу2 привело в страну новые религиозные объединения и секты, от мормонов до сайентологов.

Вопреки опасениям сектоборцев3, эти группы оставались маргинальными по численности и социальному влиянию. Но с началом президентства Владимира Путина в России стала складываться автаркическая идеология «осажденной крепости», а правоохранительная и судебная системы стали преследовать религиозные объединения и секты.

Апогеем этого пути можно считать признание экстремистским религиозного объединения, имеющего миллионы последователей по всему миру, — свидетелей Иеговы. Последние пять лет мы наблюдаем в отношении них значительные репрессии. Хотя с началом полномасштабного вторжения в Украину власть сосредоточилась на внешних врагах, эта траектория сохранилась: свидетелей Иеговы регулярно приговаривают к большим срокам заключения.

Хотя эти репрессии можно посчитать частью общей волны идеологических преследований последнего десятилетия, они имеют и более протяженную генеалогию. Ретроспективный взгляд на историю России последних двух столетий позволяет прийти к выводу: чем заметнее в стране преследования сектантов, тем больше государство следует курсу на изоляционизм, что чревато ростом влияния силовых структур, ограничениями прав и свобод и даже вооруженной агрессией.

Зависимость политики в отношении сект от довлеющего идеологического контура видна уже с первых десятилетий XIX века. Царствование Александра I, в течение которого в Российской империи преобладал христианский универсализм — идеология, в рамках которой европейские монархи и их подданные рассматривались как идеал единого христианского народа, — можно считать периодом беспрецедентной толерантности к религиозному сектантству.

Наиболее известными проявлениями христианского универсализма можно считать создание Священного союза и учреждение Библейского общества4, однако толерантность к религиозным диссидентам, хоть и не столь заметная, принадлежит к тому же контексту. Так, один из ключевых идеологических сподвижников императора, автор популярного трактата «Некоторые черты о внутренней церкви», сенатор Иван Лопухин призывал к терпимости по отношению к одной из наиболее радикальных религиозных групп — духоборам.

«Духоборцы нуждаются в духовном просвещении, а к Закону Божию они внутренно ревностные, но заблуждающиеся в средствах», — вполне толерантно отмечал он5. В то же время противоборствовавший христианскому универсализму горячий сторонник изоляционизма адмирал Александр Шишков отличался нетерпимостью и к религиозным сектам. Он называл их «безумными» и «вредными», а корни распространения видел в деятельности библейских обществ (западных или созданного по европейскому образцу Российского библейского общества) и «английских миссионеров»6.

С 1830-х годов, при царствовании Николая I, в Российской империи формировалась автаркическая идеология официальной народности. Вместе с ее распространением ужесточилась и политика в отношении религиозных сект. Новая идеологическая модель предполагала, что православие связано с некой «народностью», однако в империи жило множество людей, в эту концепцию не вписывавшихся. После 1833 года, когда граф Сергей Уваров зачитал императору доклад, вводивший триаду «православие, самодержавие, народность»7, репрессии против различных сект резко усилились. Причем к сектам причислялись абсолютно любые сообщества неправославных русских. Оставшиеся в культурной памяти в качестве солидных и респектабельных предпринимателей староверы-поповцы считались «сектаторами» так же, как и овеянные мистической славой хлысты и скопцы.

Апогея курс на репрессии достиг в последние годы николаевского царствования, известные как «мрачное семилетие». Помимо ограничения университетских свобод и крайнего ужесточения цензуры, в этот период произошел и разгром ключевых старообрядческих общин: как крупнейших Преображенской в Москве и Выгорецкой на Русском Севере, так и небольших.

В период Крымской войны староверы и сектанты начали восприниматься государством в качестве внутреннего врага. Ситуацию усугубляло существование значительных эмигрантских общин староверов в Австрийской и Османской империях. Созданная в 1846 году в австрийской Буковине Старообрядческая церковь казалась Николаю I и его администрации заграничным врагом. Для императора и его окружения казалась невозможной сама мысль о субъектности староверов: гораздо проще было обвинить их в причастности к «австрийским агентам», чем поверить в то, что староверы вступили с Австрийской империей в ситуационный союз8, стремясь защитить себя от российских репрессий.

Отказ от автаркической идеологии после поражения в Крымской войне привел к ослаблению репрессий против религиозных объединений. Хотя второй подход к официальному национализму в годы правления Александра III в конце XIX века привел к репрессиям против штундизма и баптизма, их масштаб был не сравним с государственным катком, проехавшимся по сектантству сорока годами ранее.

Годы правления последнего императора Николая II можно отнести к имперскому универсализму. Российская империя выступила инициатором Гаагских мирных конференций, после чего в страну поступили европейские инвестиции в невиданных ранее объемах. В 1905 году был учрежден парламент — еще одно проявление универсализма.

В том же году вышло положение, которое отменило «все стесняющие свободу веры и не основанные на законе административные распоряжения» и помиловало людей, «подвергнутых без суда высылке из мест постоянного жительства или лишению свободы за религиозные преступления».

После революции 1917 года курс на сближение религиозных сектантов и власти продолжился. Его апогеем можно считать «Воззвание Наркомата земледелия» от 5 октября 1921 года, адресованное «всем сектантам, какого бы вероисповедания они ни были». В воззвании сектантам предлагалось занимать пустующие совхозные и бывшие помещичьи земли и «всецело посвятить себя делу устройства общин, артелей, коллективных хозяйств, коммун и поселиться в совхозах по особым договорам в качестве постоянно живущей государственной рабочей силы»9.

На XIII съезде РКП(б) в 1924 году сотрудничеству с сектантами была посвящена отдельная дискуссия10. За продолжение сближения высказались такие видные революционеры, как Владимир Бонч-Бруевич, которого можно назвать ключевым лоббистом интересов религиозного сектантства среди партийной верхушки, Михаил Калинин, Григорий Зиновьев, Анатолий Луначарский, Николай Бухарин и даже председатель Совнаркома Алексей Рыков, де-факто занимавший на тот момент главную партийную должность.

Управделами Совнаркома и многолетний исследователь религиозного сектантства, Бонч-Бруевич инициировал яркий локальный проект сотрудничества большевиков и сектантов — образцовый совхоз «Лесные поляны». Его работниками стали хлысты-чемреки, а духовным лидером — многолетний конфидент Бонч-Бруевича, духовный лидер секты «Начало века» Павел Легкобытов11. Впрочем, ни одному из этих проектов не стоило ждать длительных перспектив

Когда универсалистская идеология мировой революции перешла к автаркической концепции, закономерно в числе прочего резкому пересмотру подверглись и взаимоотношения с сектантами. Первые антисектантские выпады в идеологических документах датированы 1926 годом. К примеру, в отчете секретаря немецкой секции Саргубкома ВКП(б) заявлено «отрицательное отношение к сов. власти и партии» принадлежащей к штундизму части населения и «расхождение учения штундизма с мероприятиями сов. власти»12. В период «великого перелома» в 1929–1930 годах сектанты и вовсе стали одной из важнейших целей антирелигиозной кампании.

Репрессии против религиозных радикалов продолжились и после окончания «великого перелома». В отличие от представителей Русской православной церкви, у них больше не было возможности остаться частью системы. В качестве примера можно вспомнить одного из ключевых героев «Одного дня Ивана Денисовича» Александра Солженицына — сектанта Алешку, религиозные диссиденты и в самом деле составляли значимую категорию «населения ГУЛАГа».

Преследование сектантов в 1930-е годы совпало с милитаризацией социума, закончившейся Советско-финской войной, конфликтом с Японией и Второй мировой войной. Автаркическая идеология, преследование сектантов и энергичная подготовка к войнам снова оказались нитями одного клубка, в котором отношение государства к религиозным сектантам стало значимым маркером более широких тенденций: изоляционизма и милитаризации.

Оглядываясь на историю России, можно прийти к выводу: при господстве изоляционистского идеологического тренда сектанты воспринимаются чужаками, источником внутренней угрозы, вероятными представителями внешних сил. Сектант — одна из наиболее предсказуемых целей ксенофобии государства, которую распространяют и его граждане. Так, в XIX веке «просвещенные бюрократы» Николай Надеждин и Владимир Даль даже отрицали принадлежность сектантов-скопцов к человеческому роду13.

Однако терпимость к религиозным радикалам — это маркер способности общества признавать существование людей, отличающихся друг от друга. Глядя на сектантов, стоит видеть больше общего, нежели частного, и помнить, что идеология «осажденной крепости» отражается на судьбах конкретных людей, не совершавших никаких уголовных преступлений. Альтернативой могла бы стать готовность принимать мир в его разнообразии.

Опыт Российской империи, Советского Союза и современной России демонстрирует, что в статусе «осажденной крепости» невозможно избежать «преодоления осады», т. е. государственного насилия. Такое идеологическое позиционирование неизбежно предполагает агрессивные войны — сегодняшняя война против Украины лишь подтверждает эту тенденцию. Открытость общества и государства к религиозным сектантам можно назвать одним из важнейших признаков готовности страны к иным, мирным путям преодоления противоречий.

1 Цитата принадлежит священнику волжского села Балыклей Стефану Волконскому и датируется 1863 годом. Цитата по: Львов А. «Иудействовать и молоканить недозволено» или об особенностях народной герменевтики // Доклад на конференции «Опыт герменевтики non-fiction» в честь 50-летия С. В. Чебанова, 23.03.2003, СПб. http://lvov.judaica.spb.ru/herm.shtml

2 В частности, о таком представлении говорит профессор Оксфордского университета, специалист по российской истории культуры Андрей Зорин. https://meduza.io/feature/2022/03/30/ustarevshie-predstavleniya-stanovyatsya-ne-teoreticheskim-zabluzhdeniem-a-obosnovaniem-massovogo-ubiystva-lyudey

3 РПЦ обозначила свою позицию по отношению к новым религиозным объединениям, в том числе мормонам и сайентологам, в определении Архиерейского собора от 1994 года «О псевдохристианских сектах, неоязычестве и оккультизме». http://www.patriarchia.ru/db/text/530422.html

4 Вишленкова Е. А. Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России первой четверти XIX века. Саратов: Издательство Саратовского университета, 2002. С. 139–155.

5 Записки московского мартиниста, сенатора И. В. Лопухина // Русский архив. 1884. Кн. 1. С. 90.

6 Шишков А. С. Записки, мнения и переписка адмирала А. С. Шишкова. Т. 2. Записки (1824–1826). Берлин, 1870. С. 221.

7 Уваров С. С. О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерством Народного Просвещения // Река времен. Вып. 1. М., 1995. С. 70–72.

8 Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. М., 2006. С. 470–471.

9 Обращение Наркомзема РСФСР «К сектантам и старообрядцам, живущим в России и заграницей». 5 октября 1921 г. // ГА РФ. Ф. 3316. Оп. 2. Д. 8. Л. 84–85. Подлинник. Типографский экземпляр.

10 Luukanen A. The party of unbelief: The religious policy of the Bolshevik party. Helsinki, 1994. P. 182–184. 

11 Эткинд А. Хлыст: Секты, литература и революция. М., 2013. С. 623.

12 Об антирелигиозной работе // ГАНИСО. Ф. 27. Оп. 1. Д. 405. Л. 2.

13 Надеждин Н. И. Исследование о скопческой ереси. СПб., 1845. С. 338.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения авторо:к и геро:инь публикуемых материалов.
Цитата с официального сайта Республики Татарстан: «Территория Татарстана — место соприкосновения Европы и Азии, регион духовно-культурного симбиоза Востока и Запада. Столица республики оказалась на перекрестке разных дорог, а вместе с тем и различных культур. Герцен писал: „Казань — главный караван-сарай по пути идей европейских в Азию и характера азиатского в Европу“».
Например, «настоящим универсальным языком, который понимается всюду»3, музыку называет Шопенгауэр. С этой точкой зрения не соглашается антропологи:ня и композитор:ка Терре Тэмлиц, приводя в качестве примера хаус-музыку, изначально появившуюся в небелых, квирных, ВИЧ-позитивных сообществах, среди прочих. Исследователь:ница говорит, что смыслы, окружавшие этот жанр тогда, были утеряны после развития онлайн-платформ дистрибуции. Более широкое распространение хаус-музыки изменило контекст ее существования. А вместе с тем и смыслы, ее окружающие. Согласно Тэмлиц, музыка не универсальна и сильно зависит от контекста.
«Разновидности тенгрианства и шаманизма прослеживаются не только в использовании специфичных музыкальных орудий, но и в таком традиционном виде вокально-инструментального музицирования, как „узляу“ — искусство горлового двухголосного пения»4.
«На этой основе начинала складываться музыкальная культура, которая, вобрав в себя черты древнейших традиций, вставала на самобытный путь развития»5.
Из предисловия: «Несомненно, на первом плане должно быть поставлено изучение родного русского народа, но волею судеб России предназначено внести и в среду народностей востока просвещение и христианскую культуру. Но чтобы успешнее быть носителями просвещения, нам необходимо близко и хорошо познакомиться с жизнью восточных народностей: сила вещей невольно все теснее сближает нас с инородцами, и даже центр наших культурных и государственных интересов все более склоняется в сторону Азии, востока, где в настоящее время подготовляется, может быть, с ростом русской культуры новая великая сцена для мировой работы человечества. На востоке, и притом русском востоке, зреют великие задачи, великие дела для будущего человечества»8.
О быте башкортов: «Срубы внутри были совсем темные и черные, закоптелые, так что большого удовольствия не было бы пребывать в них»10.
Ҡобайыр (башк.). Исследовательница Г. Х. Бухарова выдвигает следующую гипотезу происхождения названия жанра: «Слово могло быть образовано от башкирского ҡоба „душа“ и йыры „песня“, т. е. „песня, посвященная душе“»28.
«О переписи» (тат.). Один из вариантов баита, записанный в деревне Новый Балтач Актанышского района, приведен ниже. Текст находится в личном архиве поэта Мухамета Садри29:

Общий перепись язарга отчетиклар куелды,
Мәзкүр язу хакында күздән яшьләр коелды.
Отчетчиклар бересе - мөселманнан Моратов,
Икенчесе — Иштирәктән Шәрәфетдин Сәлимов.
Обжорский команда - алар кемнәр? дисәгез,
Түбән юлда язармын, аңлатырмын белсәгез.
Справник бересе, становой дүртесе,
Сотскийның саны юк, үрәтниклар алтысы.
Десәтский күптнән-күп, солдатлары йөздән күп,
Ңандармнар кичәдер, староста дәхи күп.
Барын җыеп санасаң, ике йөздер хисаптан,
Ихтималдыр артмагы бу әйтелгән нисабтан.
Сеңерән авылы китерде, бу микъдарга җиткерде,
Накадәре булса да, обңор ашап бетерде.
Өйгә кереп тылыйлар, ни бар-югын карыйлар,
Җәфа өчен килгәчтен, әйтеп булмый, агайлар.
О башҡорттар: «Общий вывод относительно рассматриваемого нами народа тот, что народ этот более художник, чем жизненный практик, в известной степени чувствующий и думающий, чуткий к поэзии окружающей его природы Урала, но не делающий жизненных успехов и неспособный отстаивать собственное благополучие»9.