В статье для «Беды» работница культуры и активистка Мария Поморцева рассказывает о протестных граффити и других формах визуального сопротивления в Венгрии, Чехословакии и Польше с 1940-х по 1980-е годы. Покрывая улицы городов «ясными и правдивыми выражениями, диаметрально противоположными завуалированному языку власти», житель:ницы стран Восточного блока сопротивлялись авторитарным просоветским режимам, советскому влиянию и оккупации, выстраивали солидарность, обменивались информацией и высмеивали власть и контроль. О влиятельных лозунгах, остроумных граффити, сносе советских памятников, розовых танках, гномах и готовности утопить оккупант:ов в пиве в тексте Марии Поморцевой.
После Второй мировой войны часть европейских стран попала под сильное политическое влияние СССР — из них сформировался восточный блок. С конца 1940-х до конца 1980-х в них действовали однопартийные авторитарные и просоветские режимы. С переориентацией на социализм усилился контроль над общественной, культурной и частной жизнью. Правящие компартии Венгрии, Чехословакии, Польши, ГДР, Болгарии и Румынии находились под сильным советским давлением. Они уничтожали любую оппозицию и реагировали на гражданское неповиновение арестами и ужесточением законов.
Улицы в городах стран восточного блока были пространством нормализованной социалистической повседневности, официоза, пропаганды и контроля силовых структур. С другой стороны, иногда они же покрывались знаками протеста против политического давления, оккупации и идеологии. Протестное граффити и другие формы визуального уличного сопротивления распространялись по городам каждый раз, когда люди объединялись в борьбе за свою свободу. Они помогали выстраивать солидарность, делиться информацией, декларировать требования и смеяться над режимом.
В октябре 1956 года в Будапеште вспыхнула Венгерская революция. Первыми стали протестовать студент:ки, недовольные экономическим упадком, советским влиянием и репрессиями. Вскоре восстание стало массовым, его участни:цы требовали реформ и смены власти, оказывали вооруженное сопротивление силовикам и захватывали государственные объекты. Когда в Будапешт для подавления революции была введена советская армия, начались две недели ожесточенных боев с оккупант:ами. В результате погибли около трех тысяч граждан:ок Венгрии и более 600 советских солдат. Около 200 тысяч человек покинули страну1. Власти отправили в тюрьму 22 тысячи оставшихся повстанцев и казнили как минимум 229 человек2.
Помимо борьбы с советскими солдат:ами на улицах Будапешта, протестующие вели и борьбу символическую — с визуальным языком социализма и его тотальным присутствием в публичном пространстве. Среди 16 требований студент:ок, продекламированных по радио перед первыми протестами, запланированными на 23 октября, были в том числе снос памятника Сталину как символа «тирании и политического гнета», воздвижение вместо него мемориала в честь геро:ев и мучени:ков освободительной борьбы 1848–1849 годов и замена просоветского герба с молотом и колосом на старый венгерский герб Кошута3. Уже на следующий день протестующие сами стали выполнять эти требования. Они сбили коммунистические символы с многих общественных зданий, снесли памятник Сталину, оставив от него на постаменте одни лишь сапоги, и вырезали советизированный герб из полотнищ флагов. «Когда кто-то развернул огромный флаг с вырезанным посередине ненавистным символом серпа и молота, кто-то запел национальный гимн, а за ним зазвучали революционные песни времен освободительной борьбы, <…> и этот флаг с дыркой вдруг стал символом народа»4, — вспоминал протест 23 октября Шандор Сегеди.
После введения на территорию Венгрии советских войск в ночь с 23 на 24 октября на фасадах, витринах, баррикадах, руинах монументов, трамваях и даже танках стали появляться надписи с требованием: «Русские — домой». Их писали как на венгерском (RUSZIK HAZA), так и на родном для солдат русском. По венгерским городам также массово распространялись плакаты и листовки: призывы прекратить огонь и не препятствовать венгерской независимости, требования революционеро:к, новости и слова поддержки сограждан:кам5.
Венгерский флаг с вырезанной советской символикой на демонстрации 23 октября 1956 года в Будапеште. В 1989 году эта практика повторилась во время Румынской революции — там также вырезали коммунистический герб из государственных флагов.
Памятник красноармейцу на холме Геллерт в Будапеште. 29 октября 1956 года протестующие снесли его, а затем покрыли политическими граффити.
На стене дома на площади Кальвина в Будапеште след от сбитого советского символа — пятиконечной звезды.
Плакат с обращением к советским солдат:ам в Будапеште.
В начале 1968 года в Чехословакии начался период демократических реформ, закрепившийся под названием Пражская весна. Они сильно ослабили контроль над СМИ и политическими организациями, дали свободу общественным собраниям и демонстрациям, взяли курс на многопартийность и либерализацию экономики. Но 21 августа на территорию независимой Чехословакии вошли советские войска, а также солдат:ы из Польши, Венгрии и Болгарии. Границу пересекли около 500 тысяч солдат и 6300 танков6. Большая часть страны, включая Прагу, оказалась под контролем оккупационных войск всего через девять часов после вторжения. Житель:ницы Чехословакии отвечали на ввод войск массовыми мирными демонстрациями, независимыми радиотрансляциями, газетами, листовками и протестными граффити на улицах.
«Город встречал листовками и лозунгами, написанными мелом или кистью, на чешском и на русском языке, на мостовых, на стенах и в любом свободном месте. <...> Лозунги писали и на танках, их вывешивали даже на стволы их пушек…» — писал:а оставш:аяся неназванн:ой репортер:ка из города Ческе-Будейовице7. Хотя граффити возникали стихийно и бессистемно, уже на третий день в общественных зданиях — в школах, ДК и даже секретариатах компартии — стали формироваться неофициальные центры антисоветских агитационных материалов. «Там объединялись студенты, преподаватели гимназий и вузов, работники просвещения, художники, актеры и так далее»8, — писал исследователь и свидетель протестов Йиндржих Пецка. Содержание уличных надписей становилось более разнообразным и изобретательным.
Во время вторжения погибли 137 граждан:ок Чехословакии, еще более 500 получили тяжелые ранения, в основном от выстрелов советских солдат по безоружной протестующей толпе9. После арестов, применения оружия, захвата правительственных учреждений, СМИ, площадей и дорог оккупационная армия подавила протесты. События августа 1968 года привели к ужесточению цензуры и законодательства, а чехословацкая политика оказалась практически под полным контролем Кремля. Сопротивление авторитарному режиму ушло с улицы в подполье.
Одним из наиболее заметных символов вторжения в Чехословакию стал «Танк № 23» — памятник советским танкистам, установленный на одноименной площади в Праге. Изначально посвященный освобождению от нацистской оккупации, этот памятник изменил свое значение после того, как советские военные на танках вошли в Чехословакию для подавления протеста.
Весной 1991 года, после обретения Чехословакией политической независимости от СССР, художник Давид Черны и арт-группа Neoúchvatní покрасили ставший символом оккупации памятник в розовый цвет. «Розовый должен производить впечатление, что танк мягкий и плюшевый. Оружие на мемориале — это в любом случае уродливо. Если оно кажется сделанным из плюша, как детская игрушка, то превращается в объект, который уже не только не вызывает ужаса, но и может радовать», — писал Черны об этой акции.
Черны был задержан за хулиганство, а городские власти вернули памятнику его темно-зеленую окраску. Но еще через две недели он снова стал розовым. На этот раз танк перекрасил не сам молодой художник. За него это сделали 15 неприкосновенных для полиции и суда депутато:к чехословацкого парламента, которые решили поддержать этот символический жест.
Обращение к красноармейцам на их родном языке на площади Свободы в Брно, август 1968 года. Вариации лозунга «Идите домой» встречаются в архивах10 чаще прочих.
Многие надписи взывали к чувству стыда солдат. В архивах встречаются такие русскоязычные фразы: «Солдат, что скажешь маме? У нас мертвые!», «Весь мир вас осуждает!», «Товарищи солдаты! Когда путешествуют туристы, молчат пушки. В гости не надо приезжать на танках. Да здравствует ЧССР и свобода во всем мире!»11.
Некоторые надписи, например, «Окупация нашей территории это трагическая ошибка»12 или «Вы не правы»13, обращались, скорее, к здравому смыслу солдат. Помимо кратких лозунгов, по городам распространялись листовки и плакаты с поясняющими текстами на русском языке: о реальной ситуации в чехословацком обществе и политике страны, о лжи советского правительства. «Пишите разумно, ведь главное, чтобы как можно больше иностранных солдат поняли, что их дело несправедливо, что они были обмануты своим руководством»14, — гласит одна из сохранившихся инструкций по созданию граффити и листовок.
Автор:ки многих надписей использовали контекст места, где создавали свой лозунг или сатирическую угрозу. На этой фотографии на стене трактира города Глинско написано: «Мы утопим вас в пиве». Перед бюро погребальных услуг города Бероун 25 августа появилась надпись: «Pouze pro okupanty a kolaboranty!»15. Один из советских танков 21 августа врезался в дом главной площади города Либерец, под завалами погибли два человека, еще шестеро были убиты солдат:ами этой танковой колонны выстрелами по протестующей толпе16. Около разрушенного дома горожан:ки повесили двуязычную табличку: «Здесь проехали убийцы / Tudy projížděli vrazi»17.
Уничтоженные указатели в городе Чьерна-над-Тисоу, август 1968. В практических целях, чтобы усложнить передвижение войск по Чехословакии, ее житель:ницы уничтожали дорожные указатели, а вместо них рисовали стрелки на Москву или тайгу18.
Только часть надписей была адресована солдат:ам-оккупант:ам, намного больше было чешских лозунгов, поддерживающих сограждан:ок и объединяющих протест: «Выше голову! Не руки!» (плакат на фото), «Pravda zvítězí», «Vydržíme!», «Svobodu republice». Были и слова поддержки реформатор:ам Пражской весны, которых сначала вынудили пойти на компромисс с советским режимом, а затем вытеснили из политики. Создавались даже плакаты-инструкции по гражданскому неповиновению, вот переведенный текст одного из них: «Гражданин, что ты будешь делать? Не предавай! Не сотрудничай с оккупантами! Не разговаривай с предателями! Ничего не знаешь! Никаких сведений не имеешь! Ничего не умеешь! Ни капли воды! Ни куска хлеба для убийц наших женщин и детей! Будь мудрым, гордым и смелым!»19.
Большая часть граффити августа 1968 года была сатирической. Мишенью насмешек часто становился Леонид Брежнев, который принял решение о вводе войск в Чехословакию. Например, надпись слева на фотографии из города Пршибрам: «Поменяю Ленина в твердом переплете на связанного Брежнева / Брежнев, вы еще человек?». Фраза справа переводится: «И Каин был братом», она выражает чувство предательства и иронизирует над пропагандистским термином «братские народы», которым долго оправдывалось политическое влияние СССР на восточный блок.
Давид Черны и группа Neoúchvatní перекрашивают «Танк № 23» в розовый цвет 28 апреля 1991 года.
История массового политического граффити и уличного искусства началась в Польше еще во время немецкой оккупации во Второй мировой войне. Участни:цы движения Organizacja Małego Sabotażu «Wawer» под риском смертной казни занимались антифашистской пропагандой: распространяли листовки, срывали нацистскую символику, переименовывали улицы — так, к примеру, в Варшаве появились улицы Polski Podziemnej и gen. Władysława Sikorskiego.
Со стен польских городов нацист:ам угрожали граффити: надписи «Вавер отомстит», свастики на виселице и главный символ польского сопротивления — буквы P и W, сложенные в форме якоря. Издательница Ирена Рыботыцка вспоминает, как видела этот знак на городских стенах: «Эмблема Polski Podziemnej, этот символ, с размахом нарисованный на стенах, рекламных столбах, заборах и ограждениях по всей Варшаве, — это вызов, брошенный в лицо врагу, а для нас — зрелище, которое радует глаз, зажигает искру надежды, пробуждает гордость в наших сердцах: ПОЛЬША СРАЖАЕТСЯ!»20. Этот же символ появлялся на городских стенах и в 1980-е, когда протестное граффити стало уже по-настоящему всепольским явлением21.
Участник движения Organizacja Małego Sabotażu «Wawer» рисует символ PW на стене.
Традиция протестного граффити продолжилась в августе 1980 года, когда рабочие, бастующие против плохих условий труда, цензуры и ограничений независимых профсоюзов, заняли Гданьскую судоверфь. С первых дней они начали использовать ее стены и заборы как место распространения политических сообщений.
Через четыре дня после начала протестов забастовщи:цы вывесили на ворота верфи список требований, среди которых были легализация независимых профсоюзов, свобода слова, собраний и печати, улучшение условий собственного труда22. Декламация требований с помощью граффити или листовок с новостями протеста становилась привычным методом забастовки, противостоящим государственной монополии на информацию.
Горожан:ки, солидарные с забастовкой или хотя бы желавшие узнать о ней больше, приходили к судоверфи читать новые листовки, плакаты, баннеры и граффити. Исследовательницы польского протестного движения Ивона Квятковска и Эва Конкель пишут: «Толпы, собравшиеся у ворот № 2, ворот № 3 и у стен верфи, были наглядным свидетельством длительного неудовлетворенного информационного голода в обществе. <...> Такие слова, как wolność, sprawiedliwość, solidarność, написанные крупными буквами, заметные издалека и бросающиеся прохожим в глаза, все больше и больше проникали в общественное сознание и с каждым днем увеличивали число сочувствующих»23.
Горожан:ки читают листовки и бюллетени у стены Гданьской судоверфи в августе 1980 года. На стенах лозунги: «Да здравствуют свободные и независимые профсоюзы и мир во всем мире», «Забастовка продолжается!», «Справедливость и равенство — для всего народа». На столбе польский флаг и изображение Девы Марии: католическая церковь, притесняемая коммунистической партией, помогала объединять протест наряду с независимыми профсоюзами.
Стены Гданьской судоверфи в августе 1980 года. Надписи слева направо: «Поддерживайте требования или останетесь без зарплаты», «Да здравствуют свободные профсоюзы», «Держимся вместе», «Мы, работники судоверфи, не сдадимся, потому что за нас вся страна!», «Да здравствует справедливость!», «Свободу для политических», «Забастовка солидарности продолжается», «Помни, ты — поляк, твой долг в борьбе за польский вопрос — защищать его».
Из забастовочного комитета Гданьской судоверфи сформировалась профсоюзная организация «Солидарность». Она объединяла вокруг антикоммунистических настроений самые разные политические группы — рабочий класс, интеллигенцию, либерал:ок, католи:чек, националист:ок, правых и левых — и вскоре стала массовым движением. Уже в 1981 году в ряды «Солидарности» вступила четверть населения Польши, около 10 млн человек24. В 1980-х объединение было самой мощной силой, оппозиционной коммунистическому правительству. Оно сыграло решающую роль в распаде польского социалистического строя: организовывало забастовки, демонстрации и другие акции гражданского неповиновения, издавало и распространяло независимую печать, оказывало давление на правительство в вопросах защиты прав человека и демократизации польской политики, взаимодействовало с иностранными организациями.
По инициативе гданьских активист:ов «Солидарности» в 1981 году была создана живописно-плакатная группа, которая называла себя Parszywa dwunastka. Ее лидером, фактически главным по граффити в движении, стал 40-летний инженер-электроник и активист Зигмунт Блажек. Со времен обучения в художественной школе он умел писать прямыми монументальными шрифтами и применял свой талант к созданию лозунгов на стенах. Блажек вспоминает двенадцать своих соратни:ков: «Это была несокрушимая группа. Самые активные молодые люди, которые работали с большим энтузиазмом и самоотдачей»25.
Днем на людных площадях и улицах гигантскими буквами участни:ки группы писали: «Precz z cenzurą!», «Głodny stoczniowiec nie będzie pracował», «Durnie z bezpieki zamalowują nasze hasła, bo boją się prawdy i własnego cienia»26. Квятковска и Конкель пишут: «Это был гениальный в своей простоте диалог. Он использовал ясные и правдивые выражения, диаметрально противоположные завуалированному языку власти в средствах массовой информации, полному расплывчатых угроз или смутных видений опасности для суверенитета страны»27. Кроме стен, холстами «Грязной дюжины» становились междугородние поезда, через которые о методах и лозунгах группировки узнавали и люди за пределами Гданьска.
Зигмунт Блажек пишет на вагоне-цистерне «Свободу политическим заключенным!» в окружении участни:ков «Грязной дюжины».
Плакат с присягой, подписанный Зигмунтом Блажеком и участни:ками «Грязной дюжины»: «СОЛИДАРНОСТЬ. Я, нижеподписавшийся, клянусь защищать правду во имя солидарности и бороться с лицемерием печати, радио и телевидения с помощью плакатов, листовок, а главное, кисти».
«Грязная дюжина» перемещалась по Гданьску на желтом минивэне Volkswagen и носила униформу: джинсовые комбинезоны в пятнах краски и с нашивками логотипа «Солидарности», а также футболки с аббревиатурой EA («Антисоциалистический элемент») и повязки в цветах польского флага с числом 12 на рукаве28. Проблемы с милицией решались благодаря поддержке горожан:ок и самоуверенности самих участни:ков «Дюжины», которые кричали на правоохранител:ей в ответ, показывали удостоверения «Солидарности» и ссылались на ее руководство29.
В 1980-е активист:ки по всей Польше писали на стенах громкие антисоциалистические лозунги. Городские власти оперативно их закрашивали, и польские города заполнялись серыми прямоугольными пятнами, возникавшими на местах протеста против идеологии. Вроцлавский активист Вальдемар Фидрих (Майор) предложил абсурдистское решение — рисовать на этих пятнах гномов. «В городе пятен вполне может быть несколько тысяч, а по всей стране, может, миллион. Если на миллионе пятен возникнет миллион гномов, народ наберет силу, а режим падет. <...> Потом на улицах появится толпа гномов. Будут гномы и милиция»30. В 1982 году Майор с друзьями начал массово заполнять Вроцлав гномами: однажды за несколько часов они нарисовали 140 картинок31.
Вскоре вокруг Майора сформировалось движение Pomarańczowa Alternatywa, которое существовало до падения коммунистического режима в 1989 году. Его участни:цы, наряженные в гномов, устраивали в городе абсурдистские представления и выходили ряжеными на демонстрации. Они пели, кричали, издавали какофонию на инструментах, раздавали листовки и вывешивали лозунги, дарили прохожим подарки, дурачились и разыгрывали сценки — даже на заседаниях судов после задержаний. На аресте Майора первый свидетель защиты вышел с боевой раскраской на лице и торчащей из тела стрелой, представившись женихом обвиняемого и обвинив судью в том, что тот «разрушает домашний очаг». Следующие свидетель:ницы тоже заявляли о себе как о женихах и невестах Фидриха. Одни рыдали, другие валялись на полу. Активистка движения Алисия Гжимальска вспоминает: «Я была дочерью, кричала: „Папа, папа, куда ты спрятал карточки на мясо?“». Другие участни:цы «Альтернативы» пронесли в зал суда виселицу и вывесили транспарант со словами: «Требуем максимального наказания»32. В итоге Майора оправдали.
«Один только вид милиционеров, „преследовавших“ гномов, вызывал улыбку на лицах зрителей. Так публика осознавала беспомощность системы и ее неумение сопротивляться насмешкам. Смех, объединенный с мирным протестом, убил страх, десятилетиями так заметный в обществе Польской Народной Республики»33, — писал Майор. Pomarańczowa Alternatywa высмеивала систему, вовлекала ее в игру по новым правилам и объявляла все механизмы и парадоксы режима абсурдистскими художественными произведениями.
Pomarańczowa Alternatywa, гном на стене в Варшаве, 1982.
«Революция гномов» (Rewolucja krasnali) 1 июня 1988 года была самой масштабной акцией «Оранжевой альтернативы», во Вроцлаве на нее собралось около 10 тысяч участни:ц, в Варшаве — около тысячи. Толпа в оранжевых колпаках вышла под странными лозунгами: «Jesteśmy mali, ale czerwoni», «Milicja w krainie czarów», «Nie ma wolności bez krasnoludków». Баннер с лозунгом «Krasnoludki wszystkich krajów, łączcie się!» демонстранты вывесили прямо на милицейском автозаке.
Во второй половине 1980-х польские улицы захватило трафаретное граффити. Эту технологию в конце 1985 года привез из США художник Томаш Сикорски, сын одного из авторов антифашистских лозунгов на стенах периода нацистской оккупации34. Трафареты позволяли быстро и эффективно наполнять город силуэтными изображениями: одни были чисто визуальными или юмористическими, другие высказывали политические идеи или выявляли общественные проблемы. Хотя трафаретное граффити далеко не всегда было политическим, оно имело политический смысл и сопротивлялось социалистической гегемонии. Писатель Войцех Коронкевич вспоминает: «Когда ты видел красочную картинку, это было как дуновение весны, радости и свободы, ведь что-то было создано самовольно, вопреки официальной пропаганде. <…> Человек выходил на улицу и чувствовал, что что-то меняется»35.
Подземный переход в Варшаве, 1989. Трафаретные граффити превращались в целые галереи. Тут есть логотип «Солидарности», птицы и пейзажи, шутки про пиво, чудовище «Galopujaca inflacja», надпись «What to do when russians come» под силуэтами с оружием. Трафаретное граффити акцентировало внимание не только на социалистическом строе, но и новой повестке: экологии, эпидемии СПИДа, панк-культуре. Тем не менее главным персонажем, узнаваемым по крупным темным очкам, оставался генерал Ярузельский как символ коммунистической Польши периода экономической стагнации, репрессий и коррупции.
Художник Яцек Янковски (Понтон) был одним из самых известных авторов трафаретов с монструозными образами Польши 1980-х.
Образ Ленина тоже был популярен, его изображали с воздушным шариком, ирокезом или в шапке гнома «Оранжевой альтернативы».
Стратегия создания протестных надписей в городском пространстве и выстраивания новых символов перемен на руинах идеологии окончательно закрепилась в антисоветском сопротивлении в период распада восточного блока. Во время революционного 1989 года на стены, памятники, а часто и на баррикады во всех социалистических странах Европы вывешивались политические требования, издевки над режимом, новости забастовок и слова поддержки протестующим сограждан:кам. Главный образ эпохи краха социализма и апогей истории политического граффити — это, конечно, разрушенная Берлинская стена.
Берлинская стена, 1 декабря 1989 года.